Заблудиться в трех «К»
Даже если мужчины не могут договориться между собой о собственности и статусах, угнетают или убивают друг друга, многое в нашей жизни подчинено регулярному выбросу тестостерона. Меняются законы, раздвигаются рамки, в которых женщина может выстраивать свою судьбу, уже многое завоевано и многое достигнуто. Иногда кажется, что дальше бороться просто не за что. Выкрики женщин о «праве на оргазм», о «порабощении материнством» или об «отказе спать с врагом», комичная борьба с сексуальными домогательствами на работе или мужской галантностью кажутся смешными даже большинству женщин. Но вдруг однажды тебе скажут «ты же женщина» – и закроют перед тобой какую-то дверь, услужливо распахнув другую, совсем тебе не нужную. Пропустят мимо ушей твои идеи и соображения, которые (как ты уверена… точнее, была уверена раньше, вот только что!) важны и интересны, и неожиданно попросят – очень вежливо – сделать кофе. Оставят «вечным замом», потому что «ты же женщина, тебе не так нужна карьера, ты будешь занята в семье». Поставят твоим начальником субъекта, которому карьера нужна и который в семье не занят, навалив на тебя дополнительную работу, потому что субъект на нее не способен, несмотря на «подходящий» пол. «Не заметят» твоих профессиональных замечаний и предложений, немедленно присвоив их и сделав тебе при этом комплимент вроде «Ах, какие глаза!».
Самый близкий человек, раздраженный твоей постоянной занятостью и увлеченностью «посторонним делом» вдруг откажет тебе в праве на поиск себя («у тебя семья»). И будет в целом прав: тебя не хватает детям, у тебя нет уюта в доме, ты мало уделяешь внимания мужу, а договориться о паритете в быту и вообще в жизни вы как-то не сумели. Да и что договариваться, семья, дом – это твое «естественное предназначение», «ты же женщина». О твоем эксклюзивном праве на творческий поиск не может быть речи, о том, что он не подчиняет свою жизнь так жестко ритму жизни семьи – тоже. «Он же мужчина».
Конечно, через все это прорваться можно. Формальное равенство – это все же возможность. Прорваться и доказать, что и идеи интересны, и право на поиск есть, и заместитель – не твой предел. Так я и не говорю, что нельзя. Я даже не утверждаю, что мужчинам все это легко. Я просто говорю, что наряду с диктатом общества и обстоятельств над женщинами есть диктат пола. И любое движение – к делу, к свободе, к себе – дается ей труднее, чем мужчине в сходных обстоятельствах. Женщины могут плыть в той же воде, тем же стилем и ту же дистанцию. Но всегда плывут с грузом на ногах.
И все же твой пол постоянно заявляет право на твою судьбу. Вечные три «К», вроде не актуальные для современных женщин, караулят их, соблазняют, манят «вечностью» и «традиционностью». Положим, женщины сами не хотят руководить. Замечательно, это хорошо о них говорит. Меня интересует добровольность этого «не хотят». А потом, заметим, что сделать профессиональную карьеру – не обязательно стать руководителем. А в профессиональном росте три «К» тоже не подмога. А умные и прогрессивные мужчины умело и образно высмеивают нелепость женской борьбы за независимость. «За что они борются? Истерички! Буржуазные провокаторы!» Или: «Женщина рождена матерью и женой, дом – ее место и естественная среда обитания. Только выродки протестуют против этого». А иногда эти положения причудливо, как у Дмитрия Жвании, соединяются в одном флаконе, простите, тексте.
Говоря о социальности и даже надуманности противостояния полов, Дмитрий в конце статьи вдруг заявляет, что «Дом – это привычная для женщины среда обитания, так ее воспитали патриархальные традиции общества, привязанность к домашним заботам – следствие женской “родовой истории”». И далее: «Ибо антагонизм между мужчинами и женщинами коренится в их физиологии, сексуальности и социальной истории полов. Если в будущем и может появиться единая раса, как мечтал Ленин, то единого пола-то не появится. Когда обывательские предрассудки в отношении роли мужчины и роли женщины будут революционно истреблены, вновь откроется истинное предназначение полов и смысл разделения на мужское и женское». Вот тут я просто не понимаю: антагонизм есть все-таки? Не разделение труда, ролей и функций и связанные с этим различия, а именно антагонизм, то есть непримиримое противоречие?
По-моему, смысл разделения на мужское и женское понятен уже сейчас, до революции. И никакого антагонизма биологического (природного) между ними нет, есть взаимодополняемость. «Так природа захотела…» А вот где есть такие противоречия, надломы, так это в социальных формах освоения этих биологических различий.
Замечательная идеологема – естественность для женщины домашних и материнских дел. Если нелюбовь к домашнему хозяйству мужчины еще в состоянии понять, то напряжение материнства они не постигают и постичь не хотят. Это естественно. Тут природа, инстинкт. И вопрос снят. Однако «инстинктивность», биологическая природа материнского чувства сильно преувеличены. Юлиан Семенов в своей саге о Штирлице говорит словами радистки Кэт: «Всему надо учиться, … и как готовить яичницу, … а вот материнству учиться не надо». Этот миф широко растиражирован и почти непререкаем. И все же это миф. Человеку нужно учиться всему. Тем более, рождение и воспитание человека – это процессы социальные, связанные по большей части с сознательными решениями, это труднейшее дело, требующее знаний и умений, социального опыта и эмоциональной зрелости. Оно не обходится без ошибок, отчаяния, сознания своего бессилия. И женщины не защищены от этого так же, как и мужчины. Да и вообще индивидуальные различия тут ничуть не менее значимы, чем половые.
Моя сестра, биолог по профессии, как-то потрясла меня рассказом, что у лабораторных крыс не одинаково развит материнский инстинкт, они по-разному ведут себя во время беременности, по-разному пестуют крысят. У одних крыс-мамочек весь помет может погибнуть от плохого ухода, а у другой даже слабенькие крысятки выживают. Даже крысы индивидуальны в самом что ни на есть древнем и сильном инстинкте – размножения. Так неужели женщина природой приговорена к небезызвестным трем «К» – киндер, кюхе, кирхе?
Да, заниматься семьей, домом привычней некоторой гипотетической среднестатистической женщине. Но в этой привычке нет ничего «врожденного, природного», это социально-исторический феномен – замкнутость женщин в рамках домашнего хозяйства и частной жизни. И привычка эта очень быстро исчезает, когда женщина получает возможность учиться, реализовывать себя профессионально, творить. Нет, уверяю вас, никогда не было ничего инстинктивного, врожденного, что влекло бы женщину на кухню, заставляло бы ее готовить, мыть посуду, чистить плиту или унитаз, ежедневно или еженедельно покупать продукты, делать бесчисленное множество незаметных, но необходимых домашних дел. Нет ничего природного, а потому неизменного, что позволяло бы женщине, вертясь по хозяйству и обслуживая семью, получать от этого больше удовольствия, чем мужчине с сопоставимым уровнем образования, интеллектуального и эмоционального развития.
Именно с сохранением «проклятия трех К», которое реально держало женщин в рамках домашнего хозяйства и «женской судьбы» (при формальном устранении дискриминационных правил), и связано появление второй волны феминизма на Западе, а не с сексуальной революцией или каким-то неподобающим раскрепощением, с радикальной модой, как пишет Дмитрий.
Нет врожденной привязанности женщины к дому, как нет природной обреченности для мужчины гоняться за прибылью, нет естественной приговоренности женщины к ограниченному существованию в вечном кругу повседневности, как нет биологической тяги и способности к творчеству у любого мужчины. Нет и врожденного противостояния полов, как в природе человека нет механизмов эксплуатации или стяжательства.
Рискну вызвать возмущение мужской половины читателей, но пропаганда феминистских лозунгов, даже самых нелепых, сыграла, например, в США, позитивную роль. Она способствовала формированию партнерской модели поведения супругов в семье, когда карьера, друзья, внесемейные заботы и дела мужа не становятся приоритетными автоматически. Пока хотя бы так. Университетский профессор может прийти на вечеринку с коллегами с трехмесячным сыном в корзинке, потому что у жены срочная работа, – и всем это кажется нормальным. Социолог из Небраски прилетел на конференцию в Сан-Франциско с чуть ли не новорожденной дочерью, потому жена готовится выйти на работу, восстанавливает профессиональную форму и не может остаться одна с ребенком. Его коллега из Нью-Йорка прилетел с четырьмя сыновьями, потому что у жены эти дни традиционно посвящены встречам с университетскими подругами. Он забрал двоих их общих детей, ее сына от первого брака, а сына от первого брака вручила ему бывшая жена, так как наступили его «отцовские дни». Я сама беседовала с этими мужчинами – и они были шокированы тем, что я удивилась. «Но ведь вы же тоже оставили детей!» – говорили они. Да, но с ними была моя мама.
Я знаю очень много женщин, поступившихся многим в профессии и карьере просто в жизни «во имя» мужа и детей, заблудившихся в трех «К». Очень часто они действовали «по программе», а опоминались поздно. У феминизма, особенно в его разумных, взвешенных формах, есть и такая задача – ломка программы. Неужели мужчины боятся именно этого? Не может быть!
Пристойное насилие
Хотелось бы уточнить, что же скрывается под понятиями дискриминации и угнетения женщин, насколько чувствительным было неравенство для женщин из образованных и обеспеченных слоев. В рамках марксистского анализа, с позиций левой идеологии, принято сострадать женщинам-работницам, их тяжелому труду и более низкой по сравнению с мужчинами оплатой. Однако неравенство женщин и мужчин простиралось далеко за пределы рабочего класса. Да, барышни и дамы из образованных слоев не гибли от голода или непосильной работы, не пропадали в полной нищете. Но женщина в целом была лишена главного – возможности выстраивать свою жизнь в соответствии с потребностями своей личности. Более того, потребности эти с самого рождении формировались в крайне редуцированном виде. По сути, они сводились к одному: выйти замуж. Желательно удачно. Именно так: не встретить своего мужчину и полюбить, не родить и вырастить счастливых детей, не построить свою жизнь на принципах любви и партнерства, а «сделать партию». А иначе – жалкое и унизительное существование гувернантки, компаньонки, приживалки или содержанки и т.п. Конечно, и здесь деньги вносили свои коррективы.
Богатая и знатная женщина имела возможности раздвинуть границы своего существования, что не означает, однако, отсутствия самих этих границ. Если вас используют как, например, пешку, безвольную и безгласную, в династической игре, выдавая замуж за человека, которого вы не то что не любите, а никогда не видели, это неприятно. Но мне не хочется печалиться о богатых и знатных дамах. Посмотрим, что происходило в слоях попроще. Где-то между «дочками Жерминаля» и Марией Стюарт.
Если вы не наследовали большого состоянии и не были интересны с династической точки зрения, вам нужно было ждать, когда на вас хоть кто-то обратит внимание; нужно было со смешной готовностью героинь Толстого (его возлюбленной Наташи или милашки Кити Щербацкой, например) влюбляться в каждого или почти каждого, кто возымеет на вас «серьезные намерения». Нужно было с радостью принимать предложение мужчины любой кондиции и смиряться со всем, что он делает с вами, вашей жизнью, вашим телом и вашими деньгами. Или почти со всем.
Если вы посмели полюбить, поверить мужчине и вступить с ним в связь без обязательных брачных уз, а потом еще и родить ребенка – вы необратимо падали в глазах общества. Ваш соблазнитель, возлюбленный, партнер – как угодно называйте – был по-прежнему принят в салонах, мог сделать любую партию, мог жить как прежде. Вы навсегда становились парией. Вспомните ответ Кота Бегемота Маргарите: «При чем же здесь хозяин? Ведь он не душил младенцев в лесу?»
Конечно, можно было написать роман, стать актрисой, революционеркой, великой куртизанкой, вырваться не только за гендерные, но и за все прочие границы. Можно было гордо уйти работать на фабрику, презрев собственный класс. Мужчинам ведь в созданном им самими мире тоже не слишком уютно, и им приходится много и мучительно выбирать. Я просто пытаюсь показать, что исключение женщин из общественной жизни породило особый тип дискриминации, который накладывается на все остальные, делая давление общества, строя и обстоятельств на женщину сравнительно сильнее. Часто в разы.
Менее экстремальные способы добиться независимости были недоступны – нельзя получать профессиональное образование, нельзя работать во множестве областей.
Лев Толстой был большим сторонником традиционных отношений полов. Но именно лучше любых поборников женских прав описал трагедию двух умных и образованных женщин, приговоренных к не ими выбранной женской судьбе. Именно двух, потому что Долли Облонская, стареющая в 33 года, прикованная долгом и общественным мнением к пустому и расточительному мужу, слишком умная, чтобы не замечать ужаса своего положения, – такая же жертва «вечного предназначения», долга и приличий, как и Анна Каренина. Долли осталась живой и верной своему глупому и неверному мужу, потому что сильнее чувствовала свою ответственность, потому что воспитание и религия «лучше» научили ее, что так надо, потому что не встретила своего Вронского. Но Толстой постоянно описывает мучительный душевный разлад этой тихой и не очень заметной героини.
Несправедливость своего бессилия в решении важнейших проблем семьи при полной своей ответственности за эти решения угнетают Долли. Постоянные беременности и роды истощают ее, не дают детям родиться здоровыми, и это она чувствует. Смутно понимает она и несправедливость общественных установлений, при которых это вынужденное материнство ей навязывается, но никто не делит с ней ее одинокого горя у маленького гробика сына. А она уже не может принимать это со спокойной обреченностью, как крестьянка, которая говорит ей о своей умершей дочери: «Была дочка, да развязал Господь, Постом схоронила». Долли уже понимает и чувствует глубже, она начинает анализировать свое положение и начинает страдать. Ясно ей и то, что свет, такой требовательный к женской «чести» и жестокий к «падшим» женщинам, чрезвычайно снисходителен к ее блудливому мужу. Понимает, но не умом, а растревоженными чувствами. И не смеет судить, смиряется. Но не может перестать думать. Анна Каренина восстала (правда, не из свободолюбия, а из страсти) и погибла, Долли осталась верна своему классу, своему полу и своему положению. Но от этого ее история не менее трагична.
Да, бедные мужчины страдали гораздо больше, чем дворянки вроде Долли, кто же спорит. Исключенность из общественной жизни для женщин действовала по-разному для разных социальных слоев. Но действовала всегда.
О чем мы вообще говорим?
Прежде всего, напомню, что феминизм изначально выступил как социологическая парадигма, предполагающая включение в социологическую теорию представления об индивидах как о мужчинах и женщинах. Появление такого подхода было вызвано реакцией на игнорирование пола как характеристики человека в социальных теориях. При этом под этим самым «индивидом вообще» явно или неявно подразумевался мужчина. Но для объяснения многого в социальной реальности необходимо более полное понимание многообразия и особенностей индивидов, в частности, понимание социальной сущности их принадлежности к разным полам. Включение пола как причины особенного социального опыта и статуса дает ключ к более детальному и глубокому пониманию социальных процессов, социального поведения и социальной структуры общества. Биологический пол является базовым, неотъемлемым признаком личности. Такой подход особенно продуктивен, когда мы начинаем изучать социальное поведение в конкретных сферах. Например, трудовое и электоральное, репродуктивное и потребительское, трансформации демографической, трудовой, политической и тому подобных культур – эти исследования в социологии уже невозможны без той или иной гендерной парадигмы, развившейся из того или иного направления феминистской теории.
Но на этом уровне феминизм выступает уже не только как теоретический принцип, а как так называемая социологическая теория среднего уровня, на основе которой развились, собственно, гендерные исследования. Сосредоточиваясь, в основном, на неравенстве полов, многочисленные феминистские концепции по-разному объясняют эти различия, выстраивая модели социальных взаимоотношений, модели распределения власти и влияния. Либеральный, марксистский, радикальный феминизм, теория двойных систем и прочие с разных точек зрения трактуют содержание и причины угнетения женщин в обществе. Различные интерпретации получает и роль мужчин в системе угнетения и дискриминации женщин.
Но, как справедливо заметил Д. Жвания, попытка защищать «женщин вообще» нередко приводит к курьезам и даже к дискредитации самой идеи. Так же как и попытка решить проблему статистически – к примеру, назначением в правительство и проведением в законодательные органы определенного количества женщин. Женщины в правительстве и парламенте не станут автоматически проводить некую «женскую», то есть более справедливую (хотя бы по отношению к женщинам) политику, женщины-олигархи, о росте числа которых мечтает штатная российская феминистка Мария Арбатова, не откажутся от эксплуатации своей собственности, власти и исключительного положения, разве что будут делать это «изящнее» и «деликатнее». Мужеподобные и женственные, красивые и безобразные, старые и молодые, фригидные и страстные, бесплодные и многодетные женщины могут распоряжаться и собственностью, и деньгами, и властью, когда до них добираются, точно так же, как и мужчины. По тем же правилам.
Конечно, про мужские правила – это я больше для красоты стиля. Правила эти, конечно, стали преимущественно мужскими не по биологическим или физиологическим, а по социально-экономическим причинам, точнее, в процессе формирования и развития частнособственнического общества. Постепенно с их утверждением они оформились культурно, игроки обзавелись социально-психологическими чертами, возникла мощная идеология идеального Мужского и вечного Женского и т.п. Социально-экономический порядок определяется не законами нашей психики или гормонального фона, тысячелетия он регулируется законами частной собственности. И эти законы предполагают разделение общества и противостояние интересов не по половому, а по классовому принципу.
Феминизм выступил в истории не только как социальная теория, но и как идеология эмансипации женщин и как реальное движение за эту эмансипацию. Первоначально эта борьба велась за законодательное оформление равенства в экономической, политической, социальной и профессиональной сферах. Но феминистская теория и идеология не ограничивается требованием законодательного решения проблемы эмансипации, она стремится найти причины социальных ограничений, связанных с полом, и способы их устранения. Самая большая проблема и феминизма, и его критиков то, что речь идет о «женщине вообще» и о «мужчине вообще». Предполагается, что общность пола автоматически определяет всякую другую общность – от психологической до политической. Однако даже эмпирически понятно, что это далеко не так. Так существует ли, в чем заключается и на чем основывается единство интересов женщин?
18 Апрель 2024, 05:42:33
